вторник, 15 сентября 2015 г.

Пейзанская лирика. Дурман.


Позавчера бригадир строителей, которые работают у меня в доме, получил расплату за очередной этап работ и, как принято тут в селе, напился в говно. И как тут принято, без приключений не обошлось. За двое пьяных суток он успел выгнать жену, купить ворованную Яву, разворотить дорогу на Таганку и угробить свою машину. Трезвое сегодняшнее утро развернуло, как тут принято, ход истории. Жена вернулась, ворованную Яву вернули продавцу, а  его убитая синяя семерка стоит у меня во дворе, но ее время еще не настало. Наверно завтра.

Людка-агрономша рассказывала, что во времена горбачевской антиалкогольной кампании сельсовет организовал борьбу с самогоном. Участковый (тогда в Лебяжьем еще был участковый), председатель и еще несколько представителей сельской «элиты» отправились конфисковывать и уничтожать самогон. Село небольшое, все точки известны, все, кто гнал для своих нужд тоже. Не смотря на то, что рейд был внезапным и подготовка происходила в режиме строгой секретности, о нем, еще до начала знали все.

Борцы, между тем, как постоянные потребители продукта знали, у кого самогон хороший, у кого так себе, а у кого яд. Они пошли по дворам. Плохой продукт демонстративно выливали на землю, хороший конфисковывали и грузили в председательский уазик.

Баба Нина на Подгорной производила несомненно лучший в Лебяжьем продукт. Нежный, ласковый и беспохмельный, отдушенный смордодиновым листочком или чебрецом. Ее, ясное дело, предупредили в первую очередь и все богатство перенесли в сарай к соседке. Ее группа конфискаторов оставила «на сладкое».

И вот, приходит к Нине комиссия.
-- Давай, Нінка, здавай самогонку. Лебеже буде тверезим селом!
-- Та щож мені здавати, хлопці, -- нічогож немає.
-- Є! Колька вранці в тебе барав. Здавай що є.
-- Та тож вранці було, -- зараз нічого немає.
-- Шукати будемо, здавай по-доброму.
-- Так шукайте, хлопці, нічого ж немає.

Хлопци шукалы, но ничего не нашли. Только зеленую четверть в шкафу на кухне, с характерным запахом и еще одну запечатанную воском подозрительную бутыль. Победно помахали перед Нинкой конфискованной четвертью, сели в председательский лимузин и уехали. Вечером, после трудового дня, сели комиссары в беседке во дворе у председателя и, под заранее подготовленную закусочку, начали уничтожать конфискат. По традиции, легкой дегустацией не ограничилось, что было естественно. Можно подумать, никто в Лебяжьем не видел пьяного председателя или участкового. Но тут ...

Всю ночь все село стояло на ушах. Участковый из пистолета отстреливался от чертей, которые его окружали, председателея душили змеи, ветеран Федор Абрамович рвался в дом деду Остапу, у которого в доме засели немцы так, что ветерана держали всей улицей, а еще один комиссар всю ночь слонялся вдоль реки и звал русалку, которая его поцеловала, полюбила и бросила.

Веселье не закончилось утром. Герои борьбы с самогоном бушевали, пока дневная жара не свалила их. Пока элита безмятежно спала тяжелым похмельным сном, пейзане обсуждали произошедшее. Вечером, очухавшись, комиссары собрались на сходку и начали изучать выпитое. В нинкиной четверти была обнаружена темно-зеленая маслянистая горькая субстанция с запахом самогона. Факт, что Нинка отравительница, не вызывал  сомнений. Бригада кинулась в председательский бобик и, с треском распахнув калитку ворвалась к Нинке.

-- Ти шож, Нінка, падлюка нас потравила! Що ти нам підкинула?
-- Шо я? Я ж казала вам, шо нічого нема, то ви самі собі щось нашукали.
-- Нінка, бистро кажи, що там в тебе у шкапі у зеленій чверті було! Бистро кажи!
-- Та тож розтирка на дурмані для коленів. Ви що дурні, пили її?
-- Так щож ты не сказала, шо то розтирка!
-- Ви ще балон керосину в мене поцупили, ви його теж випили, чи шо?
-- Ах жеш ти, Нінко!

Председатель плюнул в пыль, повернулся и пошел к машине. Похмельные комиссары переглянулись и молча пошли за ним. На следующее утро председатель привез бабе Нине недопитую растирку и бутыль керосина. Больше борьбы с самогоном в Лебяжьем не было.