As I said at some point above, SUSY is not going to be killed by the Bs and Bd searches, since in some combinations the virtual loops can actually cause no observable variation of the SM branching fraction; however, it is certainly true that these results are a further sizable objection to your believing that SUSY is the correct theory to extend the Standard Model. But you can certainly take refuge in the belief that only one is the "true" set of SUSY parameters, and that excluding all other sets does not make that less probable. It depends on your prior beliefs.
Кризис суперсимметрии, о котором уже успела написать даже Википедия, на самом деле стал, мне так хочется верить, кризисом и концом разрушительного постмодернистского декданса в физической науке. Когда я был маленьким, но уже собирался стать физиком, не помню где я открыл, не помню какой учебник по квантовой механике, и передо мной возникло на развороте начало главы «Теория представлений». Дальше, как положено было очень много непонятных символов и очень мало понятных слов, которые совсем не добавили ясности, поэтому пришлось фантазировать.
Вот она, настоящая наука, -- думал я, -- ведь все в сущности определяется нашими представлениями, мы пребываем в плену представлений и можем лишь их описывать и изучать. А настоящая наука устанавливает взаимно-однозначные (там было в тексте такое слово, помню) соответствия между нашими представлениями о мире и объективными фактами этого мира. То есть, -- казалось двенадцатилетнему мне, -- настоящая наука уже прошла этап конструирования представлений о мире и, обнаружив нтревиальный факт их бесчисленности, начала теоретически изучать их и, собственно они, эти представления в новом мире являются настоящим предметом исследования в современной науки. И не феномены, как таковые, а наши представления, посредством которых мы эти феномены описываем, оказываются действительным эмпирическим фундаментом науки. Потом несколько лет спустя я поступил на физтех и с восторгом читал под партой на лекциях по квантовой механике записки Пуанкаре и дневники Зоммерфельда в перемешку с Хайдеггером, Гуссерлем, Гадамером и Якобсоном. Меня тогда поразила мысль восьмидесятилетнего Зоммерфельда о том, что если бы в начале века он и его единомышленники были талантливее и настойчивее, мир пошел бы по пути где не было бы теории относительности и из-за этого был бы несопоставимо прекраснее.
К третьему курсу я уже испытывал брезгливое отвращение к современным теоретическим попыткам натянуть на неудержимо разрастающийся массив наблюдаемых тонких феноменов шкуру представлений о мире, сформированных в XIX веке, суть «всеобщей теории всего». Я пришел к тому же пониманию, которое придумал в детстве, чтобы наполнить смыслом непонятное название раздела теории групп. И тогда божественно высокой теории поля предпочел старорежимную электродинамику нелинейной плазмы, напрочь лишенную пафоса и гламура, поскольку я чувствовал, что новая физика погрузилась в безнадежный кризис и декаданс, производя модели и концепции служащие решению не естественно-научных, а сугубо гуманитарных задач.
В 1904 году Зоммерфельд описал и опубликовал то, за что Черенков, Тамм и Франк в 1958 году, через семь лет после смерти Зоммерфельда, получили нобелевскую премию. В 1905 году, научный мир, вдохновленный специальной теорией относительности, объявил движение заряда со скоростью, превышающей скорость света невозможной, а решение Зоммерфельда нефизичным.
Точно так же сейчас наука застряла в парадигматическом тупике, превратив в результате теоретическую физику в ботанику времен Линнея. Подобно тому, как в гуманитраных науках распространялась и становилась мэйнстримом постмодернистская шизофрения, вроде Лакана, странным образом постмодернистские эвристические системы проникли и закрепились в физике, породив, как это свойственно для постмодернизма, замкнутые сверхсложные и крайне трудно верифицируемые комплексы представлений. В начале семидесятых годов ХХ века экспериментальная проверка теории суперструн и гипотезы суперсимметрии представлялась совершенно фантастической. От LHC ждали победной верификации суперсимметрии и утверждения окончательной победы постмодернизма над здравым смыслом. И вдруг неожиданный подарок из долгожданного эксперимента, -- зафиксированный на LHC распад с образованием мюонной пары, окончательно поставил под сомнение концепцию суперсимметрии, плотно вросшей в фундамент мистической теории поля в контексте эзотерики всеобщей теории всего, карточный домик которой начал осыпаться. Ах, и я бесконечно рад победе рутинной научной науки над гламурным пафосом постмодернизма. Физика осталась точной наукой.
*** На картинке гармонический анализатор лорда Кельвина, того, что сокрушался о двух тучках на горизонте науки.
